Воспоминания. У колыбели Бунда
К движению я присоединился, будучи 20-летним наборщиком, примерно в конце 1899 г. Опуская здесь 1900-1902 гг. (расскажу об этом в другой раз), начну с того, что в начале 1903 г. один из самых уважаемых деятелей того времени тов. Тевье говорил со мной перед отъездом из Бердичева о необходимости создания типографии. Мы даже заказали деревянную раму, но из этого ничего не вышло. Тевье уехал, и о типографии со мной завёл разговор тов. Алтер «Маленький»:

- Пейси, я тебя познакомлю с одним человеком, который сведущ в этих делах. Пусть он с тобой поговорит.

И вот однажды он привёл меня к дому на Пашковской улице, где к двери, кажется, была прикреплена вывеска зубного врача Фишла Когана. Я вошёл. Навстречу мне сразу вышел молодой человек лет 30, высокий, светловолосый, с маленькой бородкой, в чёрной одежде и пенсне, одним словом - джентельмен. Он подошёл ко мне, подал руку и так посмотрел в глаза, что я сразу ощутил большую доброту и близость, словно мы были давно знакомы.

- Как Ваше здоровье? - спросил он сразу. - Я спрашиваю потому, что нам предстоит большая тяжёлая работа. О том, что все должны быть строго законспирированы, говорить не стоит. Я знал о Вас ещё до того, как Вы пришли сюда. Уверен, что не совершил ошибку. А теперь давайте перейдём к делу. Мы должны обязательно создать типографию. Как это осуществить?

И мы стали разрабатывать план. Договорились печатать пока на гектографе. На этом наша первая встреча завершилась. Уходил я под большим впечатлением от этого необыкновенного человека, внешне строгого, холодного, а внутренне такого близкого.

Первая наша типография находилась на Малой Юридике, напротив 35-го номера. Хозяином квартиры был тов. Котлярский, с которым я ещё раньше встречался во время «центральной дискуссии». Набор производился следующим образом. Весь шрифт раскладывался на столе кучками, согласно буквам. Это было очень неудобно. Решили использовать мешочки, которые пошили сочувствовавшие Бунду девушки. Для чего это нужно, они, разумеется, не знали.

Вскоре мы пришли к мнению, что эта квартира не совсем надёжная, и перевели типографию в расположенное в переулке 1-го участка деревянное здание в саду, похожее на беседку. В первый раз меня туда завёл Йойнэ. Шли мы закоулками, причём не друг возле друга, а друг за другом. Чтобы я знал, куда идти, он говорил мне: «налево», «направо» и т.д. В этой беседке мы напечатали прокламацию ЦК Бунда о Кишинёвском погроме. Кроме этого, печатали и другие вещи, но что именно - не помню.

Через некоторое время мы перебрались на третью квартиру, расположенную на чердаке дома на Шумановской улице, во дворе. За день крыша сильно накалялась от солнца, и работать было очень тяжело. Меня клонило на сон. Но Йойнэ был начеку и быстро приносил мне стакан крепкого чая. Хозяином третьей квартиры был тов. Гецл (сапожник), которого я обучал печатанию.

Позже Йойнэ перевёл меня на новую квартиру, четвёртую, в Песках, возле синагоги сапожников. Там я встретил Алтера «Длинного», Этке (его жену) и Гецла. Квартира состояла из трёх комнат. Одна комната была столовой с двумя большими портретами, висевшими напротив двери - Николая II и его матери.Здесь находилась няня, которую якобы наняли ради ребёнка. Вторая комната была спальней, а в третьей (нечто вроде зала) находилась типография. В выдвижных ящиках буфета лежали шрифтовые кассы. В нашем распоряжении была также печатная машинка, которая прибыла в виде отдельных частей. Для её сборки в Бердичев прислали специалиста из ЦК. Печатный механизм состоял из валика, который приводили в движение с помощью рукоятки. Кроме перечисленных лиц, я здесь однажды встретил тов. Тараса из ЦК. Печатали мы большое количество листовок, а также брошюры. Помню одну брошюру о «Поалей